Утром проклятый дождь только усилился. Брезент палатки отяжелел, стал неподатлив и неприятен. От него веяло мерзкой ледяной сыростью. Дощатые дорожки намокли, и для ходьбы по ним требовался навык акробата - поскользнулся, и нога тонула в бездне липкой серой глинистой жижи, по которой Роман еле добрел до машины: - «Как Ринат ориентируется по дороге - ни черта не видно, куда едем, какие села?». - А почему ты, а не Сом поехал? - Зверь то и дело протирал стекло ветошью изнутри, а снаружи дворники «Уаза» только размазывали грязь от встречных машин.

- Дело у меня есть на Грозном… Хочу задержанного посмотреть, - Роман не хотел говорить на эту тему. Встреча с давним другом, а теперь врагом должна быть очень тяжелой и внутренне он с одной стороны желал бы ее избежать, с другой не простил бы себе этой слабости: - «Почему жизнь так жестока? Зачем забирает молодых, крепких мужчин, зачем вчерашних юношеских друзей разводит по разные стороны и они должны друг друга убивать. Убивать. Убивать». В голове как колокол звучало: - «Убивать. Убивать. Это я должен его убить?»…

- Хорошо, что не этого… послали. Задолбал меня уже, - Ринат смело шел на обгон, - как на Ханкалу, так его. Хоть не езди в эту сторону.

- Командует много?

- Со страху истерики закатывает. Если «Пелену» (аппаратура радиопомех) не включишь - не сядет. Всю дорогу орет «Вон там фугас, там фугас, тормози, быстрее». В прошлый раз я не выдержал, остановился у села Пригородное в лесу и вышел из машины. Говорю ему: - «Достал ты меня, козел, садись за руль, поехали». А вокруг никого. Семен позеленел, автомат в окошко выставил, орет: - «Ринат, Ринат, ты куда, я больше не буду, поехали». Короче, задолбал меня так, что я его напугал: - «Еще раз вякнешь, оставлю где-нибудь точно, гад».

- И замолчал? - болтовня водителя отвлекла Романа от дурных мыслей.

- Как терпел - не знаю, но приехал и нажаловался командиру: «Прапорщик обнаглел, ведет себя по-хамски».

- А что Кэп?

- Николаич, как мне потом передали, на хрен его послал: - «Выгнать бы тебя, да бумаги неохота писать. Иди дрова коли и водку не пей - выгоню». Теперь Сом боится и не вякает.

«Этот Семен позорит всех оперов. Плохо, что Николаич сюсюкается с ним, - размышлял Роман под классическую водительскую болтовню Рината. - И черт с ним - весь мир не переделаешь».

- Раньше в вованах мы бы его за один день воспитали, народ был опытный и шутки настоящие, хоть и пацаны совсем. Однажды прислали одного козла из хрен знает какого штаба. Задолбал всех уставом. Ну, мы дождались, когда он в туалет сядет, и взрывпакет в дерьмо аккуратно так подбросили. Хе-хе-хе. В кино такого нет! Туалет на метр в воздух подлетает вместе со всем содержимым, и из всех щелей дерьмо летит! Этот штабист долго отмывался потом…. Заикался недели две, честное слово. Ордена, наверное, просил, хе-хе-хе.

Роман с все большим интересом слушал Рината и удивлялся тому, что, рассказывая самые удивительные истории о геройствах молодых ребят в нем не было ни капли хвастовства, а только сожаление о прошедших годах и невозможности вернуться обратно.

- А другой… Прислали кадровика из архива. Он автомат то толком в руках не держал, а тут права качать начал: - «Товарищ солдат, не так стоишь, не так летишь…». Сам сидит и в руках гранату держит для понту. Ну, друган мой Колян подошел, аккуратно прямо у него в руках из гранаты чеку выдернул и отошел как ни в чем не бывало. Так этот кадровик час бегал по базе - не знал, что с ней делать. Двумя руками гранату держит, позеленел от страха, а вставить обратно чеку боится…. Вот и все воспитание. Что ты там приезжаешь командовать, если сам ни хрена не можешь?…

Сквозь щели в дверях капала грязная вода. Машину тряхнуло на разбитом асфальте так, что с сиденья упал автомат. Роман поднял его, обтер рукавом грязь и положил на колени. Разглядывая оружие, он ощутил, как удобно холодное железо лежит в руке и приятно пахнет порохом и оружейным маслом. По прошествии этих месяцев он разделял уважение чеченцев к оружию, только они предпочитают старый автомат калибра 7.62, а не современные 5.45. Может потому, что старая пуля пробивает любой бронежилет.

- В первую весело было, не то, что на этой войне…, - ворчал Ринат. - Взять даже по деньгам. Я надеялся подзаработать, кредитом добавить и квартирку прикупить, а сейчас что? Боевые урезали, говорят, совсем снимут, оплатят их, хрен знает когда. Ну и что? У меня жена родить должна, мне квартиру во как надо, - Зверь провел рукой по смуглой шее. Он минуту молчал озлобленно всматриваясь в развалины Грозного.

- Машины здесь какие? Все бегом, все срочно и на максимальных оборотах. А дороги? Водители меняются каждые полгода, что от машины остается? Я вторую уже восстанавливаю, а тут еще лишают боевых. С генералом прошлый раз пришлось съездить по пустяку. На пятнадцать минут опоздал и привет. Разорался: - «Ты что? Лишаю двадцать боевых ….». Я ему говорю: - «Тормозов то нет». А он мне: - Как хочешь, а сделай!». Ну, я обиделся, хряпнул двести грамм и починил их за пятнадцать минут. Сижу курю. Он подходит. «И что?» - спрашивает. Я ему: - «Починил». Он: - «Врешь». Я ему: - «Испытаем?», дал газку и резко затормозил. Прикинь шоу? Это надо видеть, как генерал в лобовуху башкой треснулся ха-ха-ха-ха… Надо отдать должное, когда приехали он мне боевые вернул. Приехали, теперь только на глаза начальству не попасться, а то припашут ехать куда-нибудь. Тебе надолго здесь?

- Как получиться. Если что позвони.

В следственном изоляторе его встретил дежурный следователь, утомленный подполковник с тяжелым пристальным взглядом:

- Здравствуй, ты Волжанин? Насчет тебя звонили… Тебе он зачем?

- Товарищ подполковник, я с ним в армии служил, ребятами дружили.

- И что? Обниматься с ним будешь? Он отмороженный совсем. Вообще на контакт не идет. Молчит. На нем, может, жизни таких как ты.

- Просто поговорить, товарищ подполковник, в глаза ему взглянуть. Может что расскажет, - спохватился Роман, вспомнив официальную причину для встречи с арестованным.

Следователь внимательно посмотрел на Романа и, оценив его состояние, махнул рукой.

- Ну, иди. Оружие оставь.

Через полчаса Романа привели в камеру с окрашенными мрачными холодными стенами, тускло освещаемую через маленькое зарешеченное окошко. Он изоляторы видел только в кино, где не передается запах. Этот ужасный спертый запах множества прошедших через эту камеру людей. На кровати, подтянув колени к подбородку и прислонившись спиной к грязной стене, сидел человек. Он поднял пустые глаза на вошедшего и, зло усмехнувшись, отвернулся.

«Узнал, - Роману больно было на него смотреть. - Не похож на волка. Во взгляде одновременно перемешалось ненависть, обреченность и усталость. Огромная усталость. Сейчас прошлое ничего не значит, все - дружба, юность, кусок хлеба, сапоги, казарма.… Все, что было много лет назад, ничего не значит перед смертью. Сейчас все кончилось. Все стало ясно, все знают, что конец и молчат. Ему, Ибрагиму, конец».

Роман сел напротив: - «Что ему сказать? Но что-то надо делать! Такие силы бьются. Люди как винтики. Он на той стороне, я на этой. Он сделал свой выбор, я свой. Кто я? Букашка. А что я могу? Врешь, ты можешь его выпустить и, или с ним, или вместо него. Он же нормальный мужик…. И там и тут предательство…. И так предательство. Везде цинизм и предательство... Только война может поставить человека в такое положение. Стечение обстоятельств? Врешь, ты мог не ехать. Но и он мог воевать за нас. Но почему? С кем мы воюем?».

- На тебе много крови?

Он не пошевелился и процедил сквозь зубы: - Уходи.

- Ты наших убивал?

Он кивнул: - А что люди разные? - взглянул зло. - Кого я только не убивал?

Помолчали. Муха села на край кровати и, рывками передвигаясь, приближалась к Роману. Ему захотелось с силой рубануть по ней кулаком.

- Если выпустят, исчезнешь?

- Нет….Некуда.

Муха сорвалась, метнулась к потолку и скрылась где-то в темных углах.

- В Азербайджан?

- Нет.

- В лес вернешься?

- Больше некуда. Другому бы врал, тебе не буду.

- Отсидишь, устрою, - голос Романа дрогнул, выдавая надежду.

Ибрагим посмотрел на него и ответил: - Вербовать не надо.

- Я не по работе.

- Пойми, ничего нет у меня другого. Только это…, - он замолчал.

В квадрат окна сквозь кривую решетку медленно тек холодный туман и стелился по полу. Где-то глухо бухали тяжелые двери, лязгали щеколды. Ибрагим поднял голову и, глядя в светлое зарешеченное окно, стал говорить:

- Перед первой думал - классно. Мужик. Оружие есть, все мое, я великий, сильный, заживем…. После стали делить нефть, деньги, людей. Попросили помочь спасти человека - пошел. Постреляли. Хорошо…. Только с тех пор покоя нет. Ты знаешь, сколько людей хотят меня убить? Целые тейпы хотят меня убить. Или я их или они меня…. Со своими не можем разобраться, а тут федералы, арабы. Вы вообще не причем. Я в лесу не из-за вас сижу. Меня одного убьют и мне без банды не жить. Кадыровцы и ямадаевцы такие же банды. А работать негде и не умею, так что ты меня не спасешь, меня только смерть спасет.

- Выход всегда есть.

- Это когда деньги есть. А денег у меня нет, всю родню за границу я не вывезу. Да и куда ехать? В Турции и в Баку уже тоже враги. В Америку бегут, куда можно бегут, а денег если нет - сиди в лесу, деньги с глав администраций собирай и на взрывах зарабатывай. Вот и вся правда. Моих детей убьют, если я к вам уйду, поэтому у меня один путь - умереть мучеником «Аллах Акбар », - он поднес указательный палец к небу. - И ты меня не вербуй и молодость не вспоминай. Все уходи, ничего не скажу.

Ибрагим говорил все быстрее, яростнее и вдруг резко остановился, словно разогнавшиеся сани стукнулись о конец ледяной горки.

Роман сжал кулаки: - «Что с Чечней сделали, гады? Брат на брата, сосед на соседа, сын на отца. Деньги, деньги и деньги. Зачем он сюда пришел? Что он может изменить? Силу свою показать. Почувствовать себя победителем? За Берию отомстить? Нет. Это не так». Роман не чувствовал в себе желание мстить.

- Дети твои тоже в лес уйдут.

- А что я, могу? Где выход?… Может к тому времени это кончится, или смогут уехать. На них то крови нет.

В наступившей тишине Роман слышал свое дыхание: - «Самое страшное испытали дети Чечни. Как это в них отложится? Как вернуть время? Как знать тогда чем все кончится? Как догадаться, что будем сидеть вот здесь вместе и считать друг друга врагами? - он смотрел в грязный пол, и его съедала беспомощность: - «Что я могу? Побороть систему? целых монстров?».

- Куришь? Возьми…, - он протянул пачку сигарет, купленную заранее.

- Ты бы мне лучше яду принес, а так как в фильмах…- Ибрагим взял сигареты и, закурив, затянулся. - Как там ребята?

- Потерялись, кто где. Кто работает, кто пьет. Хохлы уже иностранцы, мы с тобой враги. Все перевернулось. Почему с нами? Почему по нам все прошло? Угробили столько людей. Детям завидую, у них должно быть все нормально.

- Да, я враг тебе.

- Брось.

- Умереть не боюсь, - Ибрагим не слушал. - Надоело все. Ты винт, я винт, мы никто. Аллах велик, как вышло, так и вышло…. - он встал и подошел к окну. - Это мальчишкой думал, что горы сверну, сдуру рвал вперед. Смотрю - никого рядом не осталось, одного убили, второго, третий уехал, много предали. Мать смотрит в глаза: - «За что? как будем жить?». Оглянулся, а выйти нельзя уже. Как так получилось, не пойму. С тех пор сон снится: тону в реке, течение сильное, гребу, барахтаюсь - бесполезно. С одного берега ваххабиты, с другого федералы с кадыровцами. Впереди обрыв, сзади плотина и везде смерть. Неделю назад приснилось, что устал и утонул, легче стало. Видать сон в руку, так что Рома хочешь, не хочешь, а умереть мне скоро, я и так два дня уже зря живу. Лучше чтобы ваши убили. Героем стану, - он криво улыбнулся, обнажив гнилые зубы, а глаза остались мрачные…. - Поймали меня, потому что перестал бегать, надоело мне в лесу. В общем, сам я сдался. А ты мне «уходи»…. Ты матери помоги с едой.

- Слово.

- Только сам и чтобы никто не знал …. А, все равно узнают. У тебя верные люди есть?

- Есть.

- Нет у вас никого. Все продадут. Все стали сволочами за две войны. Честных всех убили, шакалы остались. Днем вам продают, ночью нам. Всех бы убил с-собаки…. Ты матери помоги сам, никого не проси. Привези днем муки или крупы.

- Семья далеко?

- Мать все сделает сама.

- Друзья у тебя есть?

- Тебя послали узнать?

- Брось. Кто поможет?

- Нет друзей. Пусть живут… Вы друзья разные.

- Может тебе поесть?

- Ничего не хочу, матери помоги.

- Не думай, все сделаю.

- Прощай.

- Прощай.

На следующий день Берия умер….

В третьей сводной группе наступил траур. Когда у вованов заиграла музыка Доцент со Зверем вошли молча в палатку и разбили магнитофон о голову ближайшего подвыпившего бойца. Избиение продолжалось бы долго, если бы Роман с Алексеем не вытащили бы их на воздух.

Роман не мог привыкнуть к войне. Он не мог представить раненого или мертвого Берию. Когда его провожали, в гробу лежал не Костя. Это ошибка, глупое недоразумение. Настоящий Костя уехал в отпуск, он скоро приедет и снова будет хмуро шутить и ругаться, ответит по рации на странный позывной Берия, а неровный строй мрачных и злых мужчин, опустивших головы просто заслушали приказ о продлении срока командировки.

Страшный строй злых вооруженных мужчин смотрел на цинковый гроб, и неимоверное напряжение вырвалось глубоко в космос, оглушив буддистких лам, которые должны содрогнуться и оглохнуть от этого импульса. У изголовья стоял ссутулившийся Кэп, и его борода лежала на широкой груди. Какие думы разрывали его поседевшую голову, заставлявшие вздуться и бешено пульсировать венам на висках? Может, он вспоминал тех, с кем пришлось также прощаться, и каждый уносил с собой частичку его жизни? или он проклинал судьбу за доставшуюся ему участь?

- Помолимся за нашего брата, - голос командира дрожал. - Прощай, Костя.

Через минуту Николаич медленно поднял одной рукой автомат и, дождавшись пока весь строй взметнул оружие вверх, нажал на курок. Сухой треск заполнил весь мир и сорвал ошарашенных ворон с палаток и ближайших холмов. Облако сожженного пороха, гонимого слабым ветром, медленно поползло по базе.

В голове звучал колокол и стоял хмурый Берия. Он никак не мог понять, почему, каким образом живые, красивые, улыбающиеся, большие, легкие люди на его глазах вдруг падают и превращаются маленькие, плоские, тяжелые, безвольно лежащие трупы: - «Нет, это не они. Этого не может быть, несмотря на то количество оружия, придуманное людьми для собственного убийства. Это же люди все это придумали! Автоматы, пулеметы, пушки, танки, вертолеты, гранаты и бомбы. Это все придумали живые умные люди, чтобы убивать друг друга! До чего же может дойти человек? Куда же смотрит бог!?».

Всех отрезвили внезапные выстрелы. «Что такое?» - Роман выскочил из палатки. Он не мог дать логического объяснения этим выстрелам. Мир летел в пропасть.

Выстрелы из пистолета Макарова раздавались из палатки командира, к которой со всех ног бежали люди. Ворвавшись внутрь Роман с Доцентом увидели серого Николаича, сидящего на кровати и перезаряжающего свой пистолет. Он тяжело повернул голову с невидящими, заплаканными глазами на вошедших и со словами «А… пропади все …», - опустошил обойму себе под ноги. Пока гремели выстрелы никто не смел пошевелится или выскочить из палатки. Все разделяли бесконечную боль утраты и были согласны с командиром. Он поднял голову и, с трудом сглотнув, твердым голосом произнес:

- Свободны. Завтра много работы.

Кэп с отвращением отбросил пистолет в сторону и повалился на кровать.

Выйдя из палатки, Доцент зашипел: - Где Шмель? Глаз с Кэпа не спускать.