Глава 1. Просто жребий
«Ну, вот и все. Вот она бумажка. И телефон взял я. Почему именно к телефону подошел я? И первым зачем жребий тянул? Значит это судьба», - оперативный сотрудник ФСБ Роман Романцев стоял в кабинете своего начальника, криво улыбаясь, глядя на бумажный квадратик с неровным крестом, начерченным шариковой ручкой. Профиль хмурого Дзержинского на стене, выдавленный из меди и сильно потускневший, казалось, зловеще подмигнул единственным глазом. Роман сам предложил тянуть жребий, и секретарша свернула листочки, сложив их в серую, запыленную неношеную зимнюю шапку. В его голове за те доли секунды, за которые он показал свой выбор коллегам, стремительно проносились мысли: - «Вот он крест. Но я сейчас не могу, мне завтра со следователем…. Какая разница теперь». Вдруг молнией выстрелило: - «Как жена? Мать?…».
Он не видел лиц товарищей, на которых смешались одновременно тревога и сочувствие. Как в бреду, растерянно улыбаясь, бросил клочок на стол начальнику и в молчании вышел из кабинета. Через минуту стало легче: - «Ну и черт с ним. Я подписал контракт, зная об этом, и не зря пенсия через двадцать лет,… а жить с этим страхом и ждать когда же, наконец, на войну уже было невмоготу. Теперь познаю тайну, которую скрывают те, кто там уже побывал, и почему не рассказывают о войне. Выдержу? Порву всех! Несмотря ни на что…. Значит судьба, а я везучий».
Роман с трудом гнал мысли, всплывавшие в голове по инерции о каких-то срочных делах: - Как же все не вовремя, ведь многое пропадет и придется бросить? К черту. Сейчас все уже не важно. Только жена и мать. Домой. Надо починить кран в ванне и электросчетчик опломбировать. Все никак руки не доходили. Не случайно я подошел к телефону - это судьба». Он с удивлением восстанавливал те мгновения, когда зазвонил аппарат внутренней связи, и он услышал голос начальника отдела кадров: - «Оперативного сотрудника послать в Управление по Чеченской Республике». Уже тогда почувствовал, что это по мою душу.
- Ром, возьмешь мою «разгрузку» (жилет для гранат и магазинов к автомату), - к нему подошел водитель, вернувшийся из Чечни полгода назад. - Она счастливая.
- Спасибо, завтра.
Роман собрал документы со стола в сейф, оделся и вышел. Находиться и чувствовать молчаливое сочувствие не мог, да и определил себе конкретные цели: - «Главное навести порядок дома. Кран, счетчик…, есть только одна проблема: - как подготовить жену и мать? Остальное - мусор. Война так война. Ненавижу войну и охоту не люблю. Значит судьба, а в свою судьбу я верю. Я везучий».
Самолет, дрожавший, словно простуженный круто поднимался в пространство облаков, в другой, бесконечный мир, в котором нет границ, оставляя позади стремительно уменьшающуюся землю. Роман напряженно вслушивался в вибрацию корпуса и скрипы обшивки, пытаясь уловить признаки начала катастрофы. Ему казалось, что этот маленький самолет, в котором колени упираются в кресло впереди сидящего, обязательно начнет разваливаться на куски и красиво падать. Глядя в иллюминатор, он живо представлял, как ударится об это квадратное, зеленое поле, или об этот сарай и есть ли еще шансы остаться в живых.
Неожиданно Роман ощутил себя одиноким в этом небольшом обшарпанном салоне после суеты неловких рукопожатий, тревожных поцелуев и прощаний. Их неприятный шлейф еще звучал, но в руках он явственно чувствовал теплоту амулета - слоника из темно-зеленого камня, подаренного женой, который словно невидимая нить, соединял его с родными людьми и отягощал ответственностью за их судьбы. Он не один в этом огромном пространстве.
Ощущая впервые величие неба, в голову лезли дурные мысли о том, как круто поднимается самолет в бескрайнюю бездну, ведомый сумасшедшим или пьяным пилотом. Иллюминатор притягивал как магнит, объединяя страх и красоту родной земли, которую Роман любил, несмотря на обилие в последние годы комаров. Он никогда не видел ее с высоты птичьего полета. Раньше летал на самолете, но в иллюминатор смотреть не приходилось - то место было у прохода, то летел ночью.
Земля выглядела миниатюрной, нарезанной неправильными и неодинаковыми прямоугольниками, пересеченной реками и дорогами, с редкими строениями и перелесками, казалась незащищенной, как и он в этой летящей железной банке, похожей на обычный автобус. Роман отвернулся от иллюминатора.
К его удивлению в заполненном салоне никто не проявлял тревоги и беспокойства. «Куда они все летят? Неужели не бояться падений этих дурацких летучих трамваев? Надо меньше смотреть телевизор и не будешь думать, что самолеты падают каждый день», - Роман поймал себя на мысли, что мирного гражданского самолета боится больше чем предстоящей службы в Чечне. Он не ощущал страха смерти от пули или от взрыва, принимая ее как должное, но самолета почему-то боялся, и ему казалось, что это самое страшное из всей его командировки. В плохое не верил никогда и, как в юности, был уверен в себе. Это у него от отца… Мысли вернулись к родителям, затем к родным, и вновь к жене и дочери, протягивающей маленькие ручонки с испуганными глазами. Не осознавая, она чувствовала тревогу, переданную от матери и съежилась от страха, не смея плакать. Все было написано в ее расширенных, налившихся слезами, детских глазах.
Маленький летучий трамвай уверенно вошел в облака, и за стеклом на расстоянии протянутой руки совершенно четко стал виден густой пар, словно вата, обволакивающая корпус самолета. Роман испытал странное чувство утраты реальности - не было видно ни земли, ни голубого неба и только белый светлый туман гладил маленький, хрупкий и беззащитный самолет. Ему даже казалось, что он слышит шорох, с каким туман касается обшивки. Неожиданно он понял, причину подступившего к горлу страха: в бою на земле от него что-то будет зависеть - можно спрятаться, убежать, предотвратить, отстреляться, и вообще смерть будет иметь какой-то смысл, а здесь погибнешь оттого, что самолет не прошел капремонт, предполетную подготовку или по ошибке похмельного пилота.
Вообще он был домашним человеком и не любил в отличие от жены путешествовать даже в отпуск. Сжимая в руках теплый камень, гнал от себя мысли о семье, чувствуя свою вину за разлуку и страдания, которые доставил, прежде всего, своей самой любимой женщине - матери его дочери. Дочь еще мала, главное чтобы жена перенесла разлуку без осложнений и срывов. Внутренне он понимал, что больше всего она страдает от беспомощности изменить ситуацию, повлиять на его решение ехать на войну. Он в полной мере ощутил, как она стремится защитить их маленький мирок, их в один миг ставшее огромным семейное счастье и в этом рассматривает мужа как один из основных структурных элементов, без которого все рухнет. Ему было тяжело выбирать между долгом перед государством и заботой о близких. В конечном счете, терроризм, угрожавший, в том числе и его семье, перестал быть телевизионно-газетным, и наступил момент реально бороться за безопасность родных. В потных ладонях темно-зеленый слоник словно плакал, и Роман вытер его о рукав.
Внезапно самолет вырвался из тумана и в иллюминаторе возник арктический пейзаж - внизу пересеченный слой облаков показался ему бескрайной заснеженной долиной с торосами, а сверху знакомое бескрайнее небо: - «Вот как надо снимать Арктику - над Москвой в облака поднялся и фильм готов. Осталось медведя белого найти?…. Какие идиотские мысли в голову лезут».
Вскоре самолет сбросил обороты и начал снижаться. Наступила неприятная поскрипывающая тишина. Землю не было видно, а летающий старый трамвай, попадая в воздушные ямы, скрипел и качался. «Спаси и сохрани господи, лишь бы приземлиться», - Роману стало стыдно за то, что он вспоминал бога только в трудные минуты, когда от него ничего не зависело. «Я заглянул за эти красивые белые и легкие облака и побывал у бога в гостях. Какой он бог? А я кто? Православный? Правоверный? Может, поэтому крестик не взял у жены? А куда я еду? Воевать с мусульманами? Нет. Я не хочу воевать с мусульманами. У меня друзья мусульмане», - перед глазами вставали соседи и друзья узбеки, среди которых он родился и седой старик с длинной белой бородой в белых одеждах, ходивший по дворам и продававший сладкое месиво. В руках он носил ведро и, помешивая большой деревянной ложкой, протяжно и красиво кричал «Мишалда кельде-е-е… Мишалда кельде….». Ребятня бежала к нему со всех уголков двора и за пять копеек белый бабай, улыбаясь, накладывал сладость в чашки или просто в кульки из газет или тетрадных листков. Не Дед мороз и не Санта-Клаус, а этот узбекский бабай остался в памяти Романа как настоящий волшебник. И, несмотря на то, что мать, будучи врачом, строго настрого запретила, что-либо покупать у старика, он считал его добрым волшебником. - «Столкновение миров? Цивилизаций? Или просто борьба за ресурсы, деньги и власть? Какой выбор должен сделать человек? Или за него все решили. Решили, что раз в двадцать лет надо устроить войну. Как раз каждому поколению по войне. Получается что это очередная война моя. Значит, очередь подошла, и я сделал свой выбор».
