Министерство юстиции разрабатывает масштабную программу, призванную нести правовую культуры в массы.
Для честных граждан предлагается открыть социально-юридические
центры. А мелких преступников, возможно, ждет административный арест с
увеличенным до двух-трех месяцев сроком как замена тюрьме. Не
исключено, что отбывать такое наказание придется в специальных арестных
домах. Таковы замыслы министра юстиции Александра Коновалова, о которых
он сообщил в эксклюзивном интервью "Российской газете".
Российская газета: Сегодня борьба с коррупцией по сути стала
национальным проектом. Вы уже подготовили реестр взяткоопасных
должностей, которые надо взять под особый контроль?
Александр Коновалов: Мы сейчас ведем работу над подобным реестром в рамках ведомственной антикоррупционной программы.
РГ: Можно ли узнать, хотя бы приблизительно, какие посты окажутся в этом списке?
Коновалов: Трудно сказать до буквы. Можно говорить об
определении принципов, с помощью которых будут определяться
коррупционно-емкие участки. Здесь должны сойтись два фактора. Первое:
наличие у должностного лица возможности решать что-то по своему
усмотрению. Второе: актуальность госуслуги, определяющая "цену
вопроса", и соответственно потенциальную коррупционноемкость.
Взятка по-свойски
РГ: Не секрет, что многие воспринимают коррупцию как
необходимое зло. Не остановятся ли без нее какие-то важные шестеренки в
бюрократическом механизме?
Коновалов: Необходимо развивать новейшие управленческие
технологии, которые сведут к минимуму так называемый человеческий
фактор. Не секрет - взятки дают либо те, кто сам нарушил закон, либо -
кто хочет ускорить предусмотренную законом процедуру или обойти ее. Для
них коррупция - способ решить свои проблемы. Они сами оказывают
давление на госаппарат, ищут слабые участки, где можно продавить с
помощью взятки свои интересы. Другой вид взяточничества - откровенное
вымогательство, когда свои законные и обязательные действия чиновник
обуславливает выплатой вознаграждения. Это наиболее радикальная форма
взяточничества, с которой надо наиболее жестко бороться. Если же в
госаппарате число продавливаемых с помощью коррупции участков сведется
к минимуму, то и граждане отвыкнут решать свои проблемы с помощью
взяток.
РГ: Какие технологии, на ваш взгляд, могут избавить чиновников от вредной привычки брать мзду?
Коновалов: У себя в ведомстве мы планируем переход на
электронные торги при закупке имущества для госнужд. Минюст также
планирует ввести электронный документооборот, когда каждое решение
фиксируется на сервере и отслеживается руководством. Все действия
чиновников будут прозрачны и подконтрольны.
Думаю, будут востребованы инновационные механизмы контакта с
потребителями госуслуг. Например, минюст планирует принимать отчеты от
неправительственных организаций по сети Интернет. Формы отчетности
будут установлены в современном компактном содержательном варианте.
Кстати, проекты административных регламентов по регистрации
неправительственных организаций уже опубликованы на сайте минюста для
общественного обсуждения.
РГ: Будете ли принимать по Интернету жалобы, скажем, на тюремное ведомство или судебных приставов?
Коновалов: Жалобы по Интернету? Ничего страшного в них нет.
Думаю, постепенно мы к ним придем. Кроме того, напомню, что в
соответствии с Национальным планом противодействия коррупции,
министерство юстиции призвано обеспечить со следующего года
антикоррупционную экспертизу всех законопроектов федерального уровня,
которые будут проходить через соответствующие инстанции и поступать в
российский парламент. В дальнейшем, вероятно, задача будет состоять в
том, чтобы распространить эту практику и на региональное, а в
дальнейшем - и на муниципальное законодательство, хотя это очень
масштабная задача.
Дворец за границей не спрячешь
РГ: Одна из самых обсуждаемых новаций в борьбе с коррупцией:
введение контроля за имуществом чиновников и их родных. Некоторые
эксперты сочли меру половинчатой, поскольку в список вошли только
супруги и несовершеннолетние дети столоначальников. Как вы считаете,
надо ли вносить поправки?
Коновалов: По поводу этой нормы были серьезные дискуссии, как
определить круг родственников. Не исключено, что в ходе чтений в
Госдуме вариант претерпит изменения, и список будет расширен. Но до
каких пределов его можно расширять? Недобросовестный человек всегда
может найти дальнего родственника или какое-то доверенное лицо, на кого
он сможет фиктивно зарегистрировать недвижимость, дорогой автомобиль.
Нельзя же доходить до абсурда и включать в перечень всех друзей,
одноклассников, знакомых. Считаю, что наряду с установлением жестких
требований по декларированию доходов и имущества важно развивать
институт признания сделок ничтожными.
РГ: То есть выявлять спрятанные дворцы и лимузины?
Коновалов: Часто недобросовестные чиновники заключают мнимые
сделки, когда юридически собственником значится одно лицо, а фактически
им владеет совершенно другой человек. Существует механизм признания
таких сделок недействительными, то есть ничтожными. Пока судебная
практика с большим трудом принимает такие решения. Доказывание -
серьезный процесс. Если заниматься им, то надо использовать в том числе
и оперативно-разыскные методы.
РГ: Хватит ли у минюста сил и полномочий, чтобы взять такую работу?
Коновалов: Этим должны заниматься правоохранительные органы.
Они с помощью, в том числе оперативно-разыскных методов могут найти и
доказать, например, что дом за границей принадлежит не юридическому
владельцу, а конкретному высокопоставленному лицу. Этот путь более
сложный, но и более продуктивный. Он позволит выбить экономическую базу
коррупции.
Бесплатный адвокат - только для бедных
РГ: В свое время много шуму наделал эксперимент с
государственными юридическими бюро. У него нашлось немало как
сторонников, так и противников. Вы намерены продолжать проект или
планируете от него отказаться?
Коновалов: Безусловно, намерены продолжать. Государственные
юридические бюро нужны, и с этим уже никто не спорит. Напомню, что в
уголовных делах у гражданина есть право на бесплатного адвоката. После
появления государственных юридических бюро такое право появилось у
малоимущих и в гражданском судопроизводстве. Это пока экспериментальный
порядок. Вряд ли можно говорить, что все без исключения граждане
получат возможность воспользоваться бесплатной помощью в бюро.
Поэтому сейчас минюст разрабатывает проект создания сети центров
правовой и социальной помощи населению. Можно их развернуть на базе
депутатских приемных, общественных организаций которые готовы принимать
участие в такой деятельности, или, скажем, в приемных полпредов.
РГ: В чем отличие таких центров от уже существующих бюро?
Коновалов: Работать в центрах могут на волонтерских началах
студенты - юристы, экономисты, психологи. Их задача - получить
первичную информацию о нарушении прав граждан, разъяснить людям их
ситуацию с точки зрения закона, подсказать пути защиты своих прав. Если
надо - помочь в составлении жалоб. На этом же уровне работающие
специалисты могли бы более достоверно выяснить, реально ли нуждается
человек в бесплатной помощи. Если да, то следующим этапом будет
направление его в государственное юридическое бюро. Там уже
профессиональный юрист будет представлять интересы обратившегося лица,
в том числе, если потребуется, то и в суде.
РГ: По сути - быть бесплатным адвокатом?
Коновалов: Важнее другое: эта работа должна быть увязана с
комплексом мер по повышению правовой грамотности людей и
стимулированием уважения к закону. Главная задача - привить человеку
навык и желание действовать добросовестно. Мы можем говорить только о
содействии этим процессам, чтобы люди узнавали о своих правах, учились
их защищать, а также воспринимали стимулы к добросовестному поведению.
Я считаю, что государственные юридические бюро должны существовать в
каждом федеральном округе, с представительствами в субъектах федерации.
А на них должна замыкаться сеть социально-правовых центров.
Пристав жертву не обидит
РГ: Многие правозащитники часто высказывают мысль, что права
потерпевших сегодня защищены хуже, чем права подозреваемых. Надо ли их
как-то выравнивать?
Коновалов: Законодательство по защите прав потерпевших пока
работает недостаточно эффективно, это надо признать. Хотя работа по
защите потерпевших серьезно активизирована. В принципе, если будет
политическая воля, служба судебных приставов могла бы подключиться к
работе по защите участников процесса, в том числе и физической защиты
потерпевших и свидетелей в период судебного процесса. Не только в зале
суда, но и там, где потребуется.
РГ: Сегодня в обществе активно обсуждается идея ввести надзор
за маньяками и педофилами, освободившимися из тюрьмы. Вы поддерживаете
предложение?
Коновалов: Думаю, дифференцированный надзор за
освободившимися из мест лишения свободы обязательно должен быть введен.
Другой вопрос, что он не должен быть драконовским. В советское время
бывали случаи, когда человек совершал небольшое преступление, отбывал
срок и на воле не мог устроиться. В результате он получал по 6-8
судимостей за нарушение правил об административном надзоре. Вся жизнь
сломана. По документам получался опасный рецидивист, хотя серьезной
общественной опасности не представлял.
Сегодня надзор за освободившимися из тюрьмы должен сочетаться с
эффективной системой по ресоциализации человека после освобождения.
Осужденный должен иметь некий социальный лифт. Да, он выпал из жизни по
своей вине, но у него должны быть шансы вернуться. Я сейчас не говорю о
действительно опасных лицах - серийных убийцах и педофилах, и тех, у
кого, как говорится, устойчивые криминальные взгляды. Остальные люди,
оказавшись на социальном дне, должны поверить, что смогут вернуть
социальный статус - при наличии их воли и желания.
За дебош - в арестный дом
РГ: У такого подхода есть немало критиков, мол, почему нужно
тратить столько сил на помощь преступникам, когда и законопослушные
граждане часто живут нелегко. Может, не стоит выделять арестантов и
помогать всем, кто оказался в тяжелой ситуации?
Коновалов: Программы должны отличаться друг от друга. Нельзя
ставить на один уровень людей, которые не нарушали закон, и
преступников. Хотя дело не столько в терминологии, сколько в понимании
важности обеих задач. Да, социальное государство должно поддерживать
людей, которые оказались в сложной жизненной ситуации. При этом,
считаю, нет ничего оскорбляющего права законопослушных граждан, в том
числе потерпевших, в программах ресоциализации бывших осужденных. Мы
говорим не только о милосердии, хотя и это важно для общества. Речь
идет о безопасности страны и ее будущем развитии. Если рассуждать
холодно и прагматично, то каждый год из мест лишения свободы
освобождаются около 300 тысяч человек, жизнь которых разорена, они
несут социальное клеймо. Часто они оказываются вовлечены в порочный
круг, не имея стимулов к возвращению в нормальную жизнь. Они озлоблены,
лишены материальной основы. Эти люди, безусловно, представляют
опасность для общества. Как минимум они пополняют ряды бытовой
преступности (бытовое сексуальное насилие, хулиганство, самоуправство).
Все вместе - часто не попадая в отчеты о преступности - это создает
гнетущий фон в обществе. Заставляет законопослушных людей сомневаться в
своей безопасности. Поэтому ресоциализация осужденных нужна для
поддержания правопорядка в стране. И, конечно, она должна сочетаться с
надзором. За нарушение его правил должна быть административная
ответственность.
РГ: Вплоть до пятнадцати суток ареста?
Коновалов: Я считаю, что административная юстиция у нас
недооценена. По целому ряду административных правонарушений - мизерные
штрафы, общественные порицания, после которых суд закрывает дело. Роль
административных мер должна быть повышена. Полагаю, надо проработать
вопрос ужесточения административных наказаний. Не только штрафы, но и
сроки административных арестов необходимо увеличить. До двух-трех
месяцев.
РГ: За хулиганство?
Коновалов: Думаю, время от времени должна происходить
декриминализация ряда составов преступлений, чтобы то или иное деяние,
которое сейчас рассматривается как преступление, считалось
административным правонарушением. Имеются в виду прежде всего
незначительные преступления: мелкие кражи, то же хулиганство. Но
наказание за них - крупный штраф или два-три месяца административного
ареста - должно быть неотвратимым.
РГ: В чем же разница?
Коновалов: С одной стороны - проступки будут наказаны. С
другой - это сократит поток граждан в учреждения
уголовно-исполнительной системы. Они не будут погружаться в уголовную
среду. Кроме того, у них не будет судимости, которая ограничивает
жизненный путь человека.
РГ: Нетрудно предположить, что в таком случае несколько
десятков тысяч арестантов переедут из колоний в милицейские изоляторы.
Хватит ли в камерах МВД мест?
Коновалов: Потребуется не только изменить закон, но и создать
условия для его исполнения. Решения могут быть разные. Возможно, -
создать арестные дома на базе некоторых учреждений
уголовно-исполнительной системы. Или строить дополнительные изоляторы
временного содержания в органах внутренних дел. Все эти вопросы надо
прорабатывать.