День двести восемьдесят первый
14 октября посетители процесса по «делу ЮКОСа» испытали ощущение дежавю: ровно как и пять лет назад возле Мещанского суда, на улице возле суда Хамовнического появилась «аварийка», и начались срочные дорожные работы.
- Не волнуйтесь, гражданка! - заверил главный дорожник в меховой шапке. - Шумно не будет.
Но шум был, не было пока лишь мосфильмовской массовки. Как и пять лет назад, многие в суд уже не попали: публика и журналисты не умещались и в двух залах, а лестница была так запружена людьми, что железные перила угрожающе шатались…
И, наконец, как и пять лет назад, прокуроры погрузили зал в недельное безостановочное чтение. Впрочем, под прениями, подразумевающими некий итог проведенного судом исследования обстоятельств дела, они понимали что-то свое - и повторно оглашали текст обвинительного заключения, который до этого несколько месяцев уже читал прокурор Лахтин.
- Анализ совокупности собранных по делу доказательств позволяет сделать однозначный вывод: несмотря на отрицание Ходорковским и Лебедевым своей вины, факты совершения преступления нашли в суде свое полное подтверждение! - раскрыв синюю кожаную папку, с выражением объявила прокурор Ибрагимова. Далее сообщила: доводы подсудимых ничего, кроме критики, не вызывают…
Сначала разбору подвергся эпизод с акциями ВНК. Обмен этих акций на акции ЮКОСа в 98-м году прокуратура, напомним, называет «хищением», несмотря на то, что обмен был временным (попытка защиты от рейдерского захвата акций), и акции потом возвратились ВНК. В результате ни ВНК, ни государству как акционеру ущерба не было, что подтвердили в суде даже свидетели обвинения, а также, хоть и осторожно, Герман Греф.
Но прокуроры заявили, что Греф ничего такого не подтверждал, а вместе с Христенко, наоборот, свидетельствовал о «вине подсудимых», а ущерб государству нанесен в размере свыше 3,5 миллиарда рублей; вина в этом Ходорковского и Лебедева «доказана», а показания Ходорковского о том, что решение об обмене одобрял лично он, - «по существу» косвенное признание его вины… То же самое и с Лебедевым, хотя, по словам Ибрагимовой, он и сказал, что его не было в Москве в тот период.
Прокурор отметила, что «хищение акций совершалось» совместно с правовым управлением ЮКОСа во главе с Василием Алексаняном и объявленными ныне в розыск его замами. Сам же план «разрабатывался Лебедевым и Ходорковским», которые - «в целях легализации» - акции «дочек» ВНК несколько раз переоформили на различные «офшорные компании». А многочисленные «номинальные директора» этих компаний (многие из которых побывали в качестве свидетелей на трибуне зала № 7) были лишь подписантами и, по их же словам, «заведомо знали», что реальных сделок по документам, которые они подписывали, не происходит. Правда, ни один из свидетелей такого не говорил, что легко проверить по протоколам их допросов…
Ибрагимова зачитала суду и выдержки из обвинения о том, что Ходорковский, Лебедев и «остальные члены орггруппы» «склоняли», «вынуждали», «заставляли» подчиненных им сотрудников к разного рода криминалу, «что в итоге привело к хищению акций». И, наконец, что эти сотрудники все это «подтвердили» в суде, хотя ни в суде, ни на следствии те такого не говорили (что опять же легко проверить по протоколам их допросов), а, наоборот, признавались: впервые от прокуратуры узнали, что их, оказывается, к чему-то склоняли…
Судья Данилкин вздыхал. «Аквариум» смеялся. А документы из синей папки прокурора далее повествовали о том, что все совершалось «в составе организованной группы», что этой «орггруппой» и являлся сам ЮКОС, что подсудимые стояли во главе одновременно компании и орггруппы, что «устойчивость» орггруппы обеспечивалась «длительными знакомствами, связями по бизнесу, четким распределением ролей и структурой соподчинения».
- Это подтверждается протоколом собрания совета директоров… - говорила прокурор, хотя протоколы не раз исследовались в суде и про «вывод акций» в них не говорилось. Нечто преступное, по мнению Ибрагимовой, таилось и в приказах о переводе сотрудников ЮКОСа с одной должности на другую.
Данилкин рассматривал зрителей в зале, а прокурор продолжала напирать как на доказательства вины даже на записи в трудовой книжке Лебедева. Если его переводили с одного места на другое, это говорило о его преступных намерениях. Если же он оставался на одном месте работы продолжительное время, то это тоже о хорошем не говорило…
- В организованной группе он всегда занимал положение второго после Ходорковского лица, определял, как будут управляться финансовые потоки, определял смету расходов. Это подтверждает, что расходы группы тщательно планировались… И мы подчеркиваем, что весомость обвинения в том, что Лебедев осуществлял работу за счет использования денег, вырученных от реализации похищенной неф-ти! И мы обращаем внимание… - в общем, «обращала внимание» Ибрагимова на многое, но только не на факты, исследованные в суде.
Зал смеялся. Приставы по одному стали выводить зрителей. Судья смотрел на все с тоской. Ведь по логике прокуратура должна была просить суд прекратить дело по данному эпизоду - в связи с истечением срока давности (который наступил еще в 2008 году), но прокуроры об этом не просили. Наоборот, Ибрагимова советовала Данилкину, как ему поступить при квалификации инкриминируемых деяний: предложила использовать редакцию 174-й статьи УК с внесенными в нее в апреле этого года изменениями. Дело в том, что в соответствии с президентскими поправками статья «легализация» перенесена из категории особо тяжких преступлений в тяжкие, а максимальный срок наказания по ней снизился с 15 до 10*. Правда, подала это прокурор как «просьбу» именно ее ведомства «смягчить наказание» и «улучшить положение обвиняемых». Хотя на самом деле это была не проявленная вдруг гуманность прокуратуры, а требование закона, мимо которого, в отличие от поправки президента в 108-ю статью (запрет на арест по экономическим статьям), пройти они уже не могли. Но Ибрагимова потом еще раз повторила под запись журналистам: мол, да, желаем смягчить… В итоге многие обалдевшие от «признаний» прокурора информагентства вышли с заголовками: «Прокуратура просит смягчить участь Ходорковского, хоть он и… признал свою вину». На что, видимо, и рассчитывало ведомство на Большой Дмитровке…
…Через два часа Ибрагимова охрипла. Поработать решил Дмитрий Шохин. Два часа - то же самое, только без выражения. Шохин заявил, что из двенадцати членов совета директоров ВНК двенадцать (то есть ВСЕ) были подконтрольны Ходорковскому и Лебедеву, что обеспечивало принятие нужных решений «в интересах орггруппы». А минутой ранее обвинитель зачитал этот самый список членов совета директоров ВНК - там упоминались представитель Минтопэнерго, главы администраций Красноярского края, Томской и Новосибирской областей… В тишине зала слышался смех Лебедева.
Еще через два часа слово перешло к Лахтину. Он также поворачивал в свою пользу показания Ходорковского в суде: мол, «будучи полностью изобличенным», тот дал «признательные показания», говоря, что решение об обмене акций одобрялось им лично.
- Обоснованность предъявленного обвинения Ходорковскому и Лебедеву также подтверждается служебной запиской! Под грифом «секретно»!
На восьмом часу оглашения судья предложил закруглиться.
День двести восемьдесят второй
-…Вина подсудимых в легализации похищенных акций доказывается договорами купли-продажи ценных бумаг! - начал читку прокурор Смирнов. Опять говорит про акции ВНК, про «доказанность вины» подсудимых. Лахтин анализирует показания «потерпевшего» акционера ВНК Демченко: сообщает об «ущербе», который тот понес («ущерб» выразился в том, что Демченко якобы недополучил дивиденды с прибыли: он их получил, но не столько, сколько хотелось бы), затем - о претензиях других потерпевших: Росимущества и одного миноритария.
- Оценивая доводы Лебедева, мы отмечаем: он пытается ввести в заблуждение суд, выставляя следствие в неприглядном виде, пытается опорочить свидетеля Голубовича… А ведь потерпевшему Демченко причинен ущерб, - смешивал все в одну кучу Лахтин. - Поэтому все контраргументы Лебедева необъективны.
Ибрагимова, торжественно открыв свою папку, переходит к эпизоду с «хищением 350 миллионов тонн нефти» за 1998-2003 годы у «дочек» ЮКОСа. Естественно, вина подсудимых «подтверждена всем ходом судебного следствия», «исследованными доказательствами», «показаниями свидетелей» (даже если они этого не говорили), а обвинение «доказано».
Инструментарий был тот же: для хищения Лебедев и Ходорковский сколотили орггруппу, привлекли к содействию сотрудников, тех, кто сопротивлялся, «склонили», затем все вместе разработали план хищения; хищением занимались, «имитируя хозяйственную деятельность по покупке нефти у добывающих предприятий». Сделки по реализации нефти как за рубеж, так и на внутреннем рынке были фиктивными, «цену в договорах намеренно занижали в несколько раз по сравнению с мировыми ценами!» - даже в прениях прокурор уверяла суд в том, что нефть в регионах должна стоить столько же, сколько в Роттердаме.
- Цены подробно изучались в суде, Ваша честь! - говорила прокурор.
- Вранье! - отреагировал Лебедев. Ибрагимова спорить не стала, а, отчитав про «хищение», опять сообщила суду и СМИ о «гуманности» своего ведомства. Оказывается, признала она, следствие не так рассчитало объем «похищенной» нефти за 1998-2000 годы. Вместо 147 млн тонн нефти «похищено» 127 млн.
О том факте, что ЮКОС вообще меньше добывал, чем у него «похитили», и что не только 350 миллионов тонн, но и тонну нефти трудно спрятать, прокурорам говорили с самого начала процесса. А такие незначительные корректировки объема «похищенного» могут свидетельствовать лишь о том, что прокуратура осознала, что уж совсем с заоблачными цифрами не проскочит. Почему следствие не осознало этого раньше, Ибрагимова не прояснила, но заверила - от обвинения в хищении нефти ее ведомство все равно не отказывается:
- Ходорковский и Лебедев, сосредоточив в своих руках рычаги управления ЮКОСом, совершили хищение путем присвоения ВСЕЙ нефти, - впрочем, о способе, которым похищалась нефть, и о том месте, где это происходило, прокурор так и не сообщила…
* Ранее максимальное наказание, грозившее «аквариуму» по всем эпизодам, составляло 22 года. С учетом поправок теперь, по подсчетам защиты, самое строгое наказание - 15 лет.
