День двести семидесятый
Каждое утро прокурор Лахтин пересчитывает адвокатов и зрителей (итоговая цифра передается кому-то по компьютеру), потом он нажимает на кнопку диктофона - пишет заседания. В этот день диктофон прокурора опять фиксировал слова Лебедева - вопросы ему задавали защитники. Они, по мнению обвинения, занимались безобразиями - предъявляли подсудимому документы из дела (изъятые в офисах и у адвокатов протоколы совещаний, договора сделок, контракты и личную переписку сотрудников) и одновременно цитировали «разъясняющие» смысл этих бумаг утверждения следствия.
Например, электронная переписка Ходорковского, Невзлина, Лебедева и других сотрудников о намечающемся совместном отдыхе, по мнению прокуратуры, свидетельствовала о «сплоченности членов ОПГ». И в такую «обертку» обвинение заворачивало любую бумажку, изъятую в ЮКОСе или «Менатепе»… Так, про документ под названием «Об организации работы ВНК», подписанный Лебедевым, обвинение сообщило: «Документ подтверждает полный захват Лебедевым полномочий по управлению ВНК». Подсудимый разъяснил:
- Я подписал документ в связи с получением контрольного пакета акций ВНК (54%). Все, что свыше 50%, называется «полный контроль». Обвинение использовало слово «полный захват». Но «захват», Ваша честь, это иное. Вот захват ЮКОСа - это захват, потому что бесплатно достался! А за контрольный пакет ВНК государство и рынок получили от ЮКОСа более 1 млрд долларов.
Далее речь зашла о фальсифицированных, по мнению подсудимого, доказательствах. Прокуратура положила в дело бумагу, якобы свидетельствующую о том, что руководство ЮКОСа лишало свои нефтедобывающие «дочки» самостоятельности. На «документе» якобы стояла соответствующая «виза» Ходорковского - правда, почему-то отсутствовали дата и личная подпись Ходорковского, а сама «виза» была кем-то перенесена путем монтажа с другого документа. И, естественно, оригинал документа в деле отсутствовал.
- Этот, с позволения сказать, документ - фальшивка. К ней имеет непосредственное отношение Ольга Нужденова, майор ФСБ, принимавшая участие на первом этапе в фабрикации различных материалов по «делу ЮКОСа». Именно Нужденова представляла фальшивку, которую озвучивал Лахтин, когда мне продлевали срок содержания под стражей в 2003 году. Лахтин знал, что это фальшивка…
- Пусть Лебедев не комментирует мои ощущения! - закричал Лахтин. - Я как-нибудь сам за себя постою! Документы, представлявшиеся ФСБ, не вызывали ни у кого сомнений ни тогда, ни сейчас!
…Заговорили об «отравленных пилюлях» - так Лебедев называет скрытые обвинения, которые прокуратура официально ему и Ходорковскому не предъявляла, но то и дело их озвучивает:
- Поскольку они не установили самого события преступления (хищения нефти), то понапихали в обвинение шизофренических оценок о деятельности ЮКОСа, не имеющих никакого отношения к хищению нефти. Ведь они ни одному свидетелю вопросов про хищение не задали! Они спрашивали: какая зарплата у вас была, на каком этаже и с кем курили? У секретаря Ходорковского выясняют, видела ли она Ходорковского! Конечно, это имеет существенное отношение к хищению нефти… - иронизировал подсудимый. - Прокуратура включила в обвинение утверждение об обмане мною аудиторов из «ПрайсвотерхаусКуперс», но меня официально обвиняют не в этом, а в хищении нефти. Даже если пистолет к виску Дага Миллера (аудитор PwC, подписал письмо об отзыве аудиторских заключений по ЮКОСу. - В.Ч.) приставить, он все равно, думаю, не подпишет, что в ЮКОСе похищена вся нефть - 350 млн тонн. Ведь это на несколько десятков миллионов тонн больше реальной добычи ЮКОСа. И Миллер это знает. Кстати, он после мартовского шмона 2007 года (обыски в московском офисе PwC. - В.Ч.) сбежал из РФ. Но его заставили приехать обратно и ходить на десятки допросов. Вы, Ваша честь, нам отказываете в допросе Каримова, а ведь сразу все встанет на свои места, если его допросить. Самая большая ошибка следствия - они зачем-то приобщили к делу письмо Каримова от 14 июня 2007-го в адрес аудитора: «Отзывайте по ЮКОСу аудиторское заключение». То, что оно попало в дело, хорошо! Больше ничего не надо! Все понятно.
Зал рассмешил пассаж обвинения, который должен был, очевидно, уличить подсудимых: «Члены орггруппы воспринимали ЮКОС как свою собственность».
- А как еще понимать контрольный пакет акций ЮКОСа его основным владельцам?! - поинтересовался подсудимый.
День двести семьдесят первый
Лебедев комментирует мысль обвинения: «Компании были связаны системой по экономическому содержанию тайных соглашений»:
- Чтобы понимать экономические соглашения, необходимо иметь соответствующее образование. А без них все будет иметь тайный смысл. Например, для всех знающих английский слово «oil» означает нефть, а для Лахтина - тайный цифровой код ноль-один. Любое соглашение не может иметь тайного содержания - только если эти документы не читать. А ни Каримов, ни Лахтин никогда не читали этих соглашений - их в деле нет! Как только эти документы окажутся в деле, все тайное станет явным. А пока, Ваша честь, вы эти «тайные» соглашения не можете проверить. В Мещанском суде эти приемы использовал Шохин. Он ссылался на документы про векселя, где о векселях не было ни слова, - суд же не будет проверять!
Ну а далее подошла очередь той самой электронной переписки руководства ЮКОСа по поводу предстоящей поездки на джипах с рыбалкой и охотой, которую следствие квалифицировало так: «Это подтверждает сплоченность орггруппы, устойчивость, общность интересов, усилия, направленные на обеспечение общего времяпрепровождения».
Судья смеялся без остановки. Прокурор Ибрагимова изображала саму серьезность.
- Не знаю, нужно ли глупости комментировать. Если иронизировать и говорить об «отмывании», то да, такое имело место: я помню, что мы сплавлялись на байдарках, я весь был мокрый… Ваша честь, таких утверждений десятки. Ну нельзя так! Ну хоть кто-то должен был прочитать это обвинение, перед тем как его подписать! Хотя это бы на соответствие здравому смыслу - Бог бы с ними, с доказательствами! - Лебедев опустился на место, откинул голову к стене, закрыл глаза и о чем-то надолго задумался, а затем вдруг произнес: «Устал…»
День двести семьдесят второй
Вопросы Лебедеву задают прокуроры: Лахтин весь день интересовался событиями, срок давности по которым уже истек: 1993-1996 гг. Ни одного вопроса о хищении нефти задано не было. Судья раздражался:
- Валерий Алексеевич, какое отношение это имеет к предъявленному обвинению?!
- Скажу позже! А вы, Лебедев! Следите за тональностью моих вопросов. Итак. Сколько выплатил банк дивидендов в 1995 году?!
- Кому? - уточнил Лебедев.
- И кому? - поддержал идею Лахтин. Смеющийся судья вытирал глаза платком. А Лахтин стал интересоваться у Лебедева личностью Ходорковского и тем, принадлежали ли тому какие-нибудь компании. Лебедев под смех зала взял за локоть Ходорковского и потащил его к микрофону:
- Спросите у него! В УПК не предусмотрена процедура использования меня в качестве суфлера для Михаила Борисовича!
- И не запрещена. Я пользуюсь пробелами в законодательстве! - дал признательные показания Лахтин. На месте подпрыгнул даже вечно молчащий Шохин. Лебедев заметил:
- Это дополнительное основание для увеличения объемов предъявленных Каримову обвинений и вам как соучастнику огромного количества преступлений.
- Не говорите слов «соучастник»! Я не привлекался к уголовной ответственности!
- Не волнуйтесь! Это вас ждет, - заверил Лахтина Лебедев.
Тот спорить не стал и продолжал допрос про начало 90-х. Судья срывался:
- Что вы время суда тратите! На протяжении двух часов! Мы, собственно, когда перейдем к НАШЕМУ обвинению?!
И Лахтин перешел к ежедневникам лебедевских секретарей. Его интересовало: пароли, явки, имена, размеры и цвет стен помещения, где Лебедев проводил переговоры и совещания, «нумерация домов»…
- В Колпачном переулке вы в каком помещении встречались? Назовите 5-6 адресов?! - командовал Лахтин и потребовал «дать ответ» о размере красного зала в доме № 5 в Колпачном переулке.
- А это-то зачем? - недоумевал судья.
- А это мне в прениях надо будет! - заявил прокурор.
- Валерий Алексеевич! - повысил голос Данилкин. - У вас еще много вопросов?!
Лахтин не отвечал и продолжал спрашивать:
- Где происходила встреча? Красный зал…Где…
- Вы сами себе отвечаете? Спрашиваете, где происходила встреча, и тут же отвечаете: «Красный зал»! - ругался судья.
- Красный зал где находился? - повторял Лахтин. - Красный зал что представлял?
- Может, санитаров вызовите? - предложил судье Лебедев. - Он с ума не сошел?!
- Да не-е-е… - отозвался Лахтин.
- Или, может, люди, которые ему вопросы присылают по компьютеру, просто издеваются над ним?! - кажется, испугался подсудимый. Лахтин не спорил… Судья прервал допрос. Итог: семь часов и ни слова о нефти. Причины этого «Новой газете» прокурор Лахтин объяснить затруднился, но при этом отметил: «Я сегодня получил хорошие показания».
День двести семьдесят третий
Лахтин опять спрашивал Лебедева про размер помещений и «суть совещаний», правда, постоянно запинался, не выговаривал слова или вдруг начинал задавать вопросы без остановки, в режиме монолога.
- Валерий Алексеевич, - вмешивался судья, - может, остановитесь?
И так весь день. И ни слова о нефти.
- Ваша честь, он точно не издевается?! - спрашивал Лебедев. Судья вздыхал.
- 23 ноября. Совещание в Жуковке… в Жуковке… - повторял прокурор, листая ежедневники. - А вот Михаил Борисович Ходорковский в сокращенном виде указан в ежедневнике. Он был на совещании? - спрашивал Лахтин. Судья положил голову на стол.
…Лахтина сменил прокурор Смирнов, отвечавший на ходатайства защиты, - просил во всем отказать: например, в приобщении к делу акта приемочной комиссии, подтверждающей, что офис в Жуковке, д.112, был построен в 2003 году (следствие, напомним, уверено, что в этом офисе совершалась «легализация» в 2001-2002 гг.).
- Ну да, Жуковки не существовало, но документы все равно приобщать излишне, - говорил прокурор. «Излишним» оказался и вызов в суд экспертов следствия, на выводах которых базируется обвинение. Судья согласился приобщить лишь бумаги по Жуковке…
